«Но кто же в силах разорвать союз двух сердец? Пусть между нами вырастут целые горы — для меня это лишь ступени, по которым я взлечу к моей Луизе. Я буду твоим ангелом-хранителем. Я заслоню тебя от ударов судьбы, приму за тебя какую хочешь муку, капли не пролью из кубка радости — все до одной принесу тебе в чаше любви»…
В Ульяновском драматическом театре ставят пьесу Шиллера «Коварство и любовь». Напомню, действие пьесы, написанной 230 лет назад, разворачивается в Германии XVIII века при дворе одного из немецких герцогов. Но, сидя на репетиции, я удивлялась легкости, глубине и свежести слов и чувств, что играли молодые актеры Максим Копылов и Мария Прыскина. Когда же говорить со сцены о любви, как не в молодости? Ты еще не растерял остатки романтики, еще не накопил печальной мудрости, еще веришь, что любовь непременно преодолеет все преграды и поможет устоять под ударами судьбы. И не знаешь, как бывает коварна эта судьба. А может, люди, которые встречаются на твоем пути?
Зачем нам сегодня шиллеровские страсти? За несколько дней до премьеры спектакля «Коварство и любовь» (а она состоится 18 октября) мы поговорили с режиссером-постановщиком, художественным руководителем театра Сергеем Морозовым.
- Есть такие слова, понятия, чувства и поступки, с ними связанные, которые в наше время безнадежно устарели. «Коварство», на мой взгляд, из их числа. А вы ставите спектакль о коварстве. Ну с любовью-то все понятно…
- Мне кажется, в нашей жизни как раз любовь — уходящая, редко встречающаяся и теряющая свой объем ценность. К сожалению… На первых репетициях мы попытались разобраться, а что же такое коварство в сегодняшние дни? Потому что нет столь глобального сословного разделения, как во времена Шиллера. Хотя оно и существует: министерские сынки никогда не будут соединять свою судьбу с дочерью работника Дома культуры. Коварство сегодня — это некая статусность, некое стремление быть в струе, в тренде, умение подстроиться под нынешнюю ситуацию. Для меня это противоположно верности своей душе, своему сердцу, чувствам и предназначению. В нашем спектакле коварство — это деформация личности, стремящейся устроиться в нынешнем времени.
- Актерам нужно погрузиться во времена Шиллера или все — сейчас, все — здесь?
- Не все сейчас и здесь. Все -всегда. Декорации и костюмы лишены конкретной исторической эпохи, мы специально уходили в общевременную историю. Но что означают слова, должности, что происходило во времена, которые описывает Шиллер, это все мы с актерами прошли. Мы постарались очистить спектакль от каких-то исторических конкретностей, но пытались найти точные исторические аналогии с сегодняшним днем.
- Режиссеры любят повторять, что надо ставить «Гамлета», когда в театре есть актер на роль Гамлета. У вас в спектакле две Луизы и один Фердинанд. Все получилось?
- По некоторым сценам кажется, что роль Фердинанда написана для Максима Копылова.
А что касатся двух Луиз, то могу сказать, что Ксения Байдураева была назначена на роль по результатам показа в театре. Это произошло уже после начала репетиций. На сегодняшний день искренне не знаю, кто сыграет премьеру. У нас два президента фон Вальтера, и мне тоже очень трудно выбрать между Михаилом Николаевичем Петровым и Сергеем Анатольевичем Кондратенко. У них такие разные индивидуальности, и каждый из них интересен, у каждого эта роль по-своему откликается. Неожиданно — до сих пор это некоторая авантюра — назначение Владимира Кустарникова на роль учителя музыки Миллера. Своей однокурснице Галине Тюниной (актриса театра «Мастерская Петра Фоменко») он написал: «Галка, я дорос до благородных отцов!». Мы с ним до сих пор во взаимном поиске нюансов поведения странного полусумасшедшего музыканта. Интересная работа может сложиться у Оксаны Романовой — леди Мильфорд. Очень острый персонаж получается у Дениса Бухалова — гофмаршала фон Кальба. Во многих спектаклях роль матери Луизы — проходная, а у Елены Шубенкиной ее героиня — небольшая, но очень яркая краска внутри спектакля. Для Виталия Злобина его Вурм — определенный поворот и для актера, и для роли как таковой.
- Актеры должны заразиться вашими эмоциями или по-черпнуть их в самой истории и персонажах? Пережить-то такое не каждому дано.
- Я не скрываю: возникает определенная дилогия со спектаклем «Месяц в деревне». Ситуация больших чувствований и перипетий, эмоциональной синусоиды, которые герои испытывают в пьесе «Коварство», продолжает раскачку нашего серого времени. Только если в «Месяце» мы говорили о сложностях любви как таковой, то здесь — о крайностях чувствований и человеческих отношений. Да, не каждому дано такое пережить. Мы говорим об очень ярких эмоциях, ведь герои испытывают и ненависть, и боль, и отчаяние, и агрессию по отношению друг к другу. И какое-то мощнейшее раскаяние, которое происходит практически у каждого. Они так же убедительны в своих заблуждениях, как в истинных помыслах. В то же время мне важно сохранить актерскую индивидуальность, чтобы это все-таки была история нашего совместного открытия материала. Не навязывая свои эмоции и мысли, пытаюсь открыть в актерах современное ощущение этой трепещущей, вибрирующей истории. В этой истории нет правых и виноватых. Мы не идем поперек Шиллера, но не делим героев на черных и на белых. У каждого своя трагедия, и каждый по-своему виновен в гибели близких.
Татьяна Альфонская
"Народная газета", 16 октября 2013 года