Версия сайта для слабовидящих
Ульяновский драматический театр имени И.А. Гончарова

МНОГОЛИКОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

03 Декабря 2019

1 декабря в Ульяновском драматическом театре имени И.А.Гончарова состоялась премьера спектакля «Поздняя любовь». Классическую пьесу А.Н.Островского на ульяновской сцене воплотили режиссер Олег Александров, художник-постановщик Владимир Медведь и художник по свету Сергей Мартынов.

Новый спектакль драматического театра сочетает в себе на первый взгляд несовместимые жанры: колоритные сцены из быта московской окраины, которые так мастерски писал Островский, – и элементы христианской мистерии. По замыслу постановщиков, поздняя любовь «старой девы» Людмилы к повесе Николаю и ее преступление ради возлюбленного оказываются вписаны в универсальную историю предательства, восходящую к легенде об Иуде Искариоте.

В центре пьесы – любовная линия молодых героев. На пути к счастью Людмилы становятся денежные долги, богатая соперница, неловкий ухажер – и с каждой сценой выйти из сплетения обстоятельств честным путем все сложнее. Героиня в исполнении Анны Дулебовой на глазах у зрителей переживает непростую метаморфозу. Окружающие – и прежде всего отец – привыкли видеть в ней жертвенную, покорную, добродетельную девицу. Между тем, первое же появление актрисы на сцене не оставляет сомнений: Людмилу Маргаритову терзают страсти.

Волнение молодой девушки не ускользает от внимательного взгляда хозяйки квартиры, где Людмила живет с отцом. Однако мудрая в своей простоте Фелицата Шаблова (заслуженная артистка России Елена Шубенкина) не подает виду, только все больше тревожит влюбленную барышню причитаниями о долгах, ветрености и чувствительной душе своего старшего сына Николая. Результат не заставляет долго ждать: Людмила отдает последние деньги за проигрыш хозяйкиного сына. Манипулирует мать и богатой вдовой Лебедкиной, в свите которой ошивается непутевое чадо, добиваясь покровительства и финансовой помощи.

Впрочем, любовь к деньгам, холодный расчет в исполнении Елены Шубенкиной обретают особое звучание. Мать постоянно присутствует на сцене, прячась в нишах (которые обнаруживают неожиданное сходство с церковными нефами), она – всеведуща. Когда накал страстей достигает своего пика, когда каждый из персонажей уже поставил на кон свои честь и свободу, она появляется на авансцене с крошечным монологом о печных заслонках. У Островского размышление Фелицаты, закрыть ли заслонки, чтобы уберечься от угарного газа, или дать дровам еще немного потлеть – ведь за них же деньги плачены! – стало точной и беспощадной характеристикой скаредной бабы, которая готова пожертвовать своим здоровьем, лишь бы зря не потратить копейки. Но Фелицата Шубенкиной боится не того «угару»: хозяйка только что стала свидетелем преступления Людмилы. В огне страстей и корысти на ее глазах догорают люди, и мать бездействует, позволяя предательству отравлять домочадцев. Она идет на этот грех ради спасения сына.

Жертвенная любовь Людмилы оказывается не напрасной. Исполнитель роли Николая Шаблова – его тезка Николай Авдеев – играет сложную смесь самодовольства и отвращения к своему нравственному уродству. Сцена первого объяснения молодых героев колеблется между двумя полюсами: Николай то гадко хохочет от догадки о влюбленности Людмилы – то в ответ на ее прямое признание вдруг осекается. Монолог Людмилы, в котором она открывает свою любовь, режиссер превращает в диалог, отдавая часть реплик Николаю. Все эти признания юноше знакомы, он читает эту смущенную девицу, как открытую книгу, наперед знает, что она скажет о своей нехитрой любви, – но испытывает необъяснимый трепет перед ее чистотой. На фоне ее любви его мотовство и амбиции – вся его жизнь! – выглядят грязью, и он не желает марать влюбленную в него женщину. Процесс перерождения героя начинается именно в этот момент, а не позднее, когда Людмила наконец совершает отчаянный поступок и ворует у отца важный документ. Он словно видит себя в зеркале и задается вопросом: а можно ли меня вообще любить? – и путь его отныне идет к возрождению, к тому, чтобы стать достойным подлинной любви.

С бесхитростной преданностью Людмилы контрастирует искусная обольстительность вдовы Варвары Лебедкиной, которую с упоением играет Юлия Ильина. Поток мгновенно сменяемых изящных поз, многозначительных взглядов, интонаций, намеков сметает любое сопротивление на своем пути, Лебедкина загоняет обреченного Николая, как дичь. Она теряет свое самообладание и лоск лишь на мгновение: задумавшись о способе избежать уплаты долга, опускается у лавки на колени рядом с Шабловой и сосредоточенно хрустит вместе с ней квашеной капустой. Простота трапезы – и простота желаний – вскоре снова уступают место сиянию и изнеженности, и этой брони Лебедкина не оставит до самого конца.

Со своим главным противником вдова так и не встретилась лицом к лицу. Купец Дороднов стремится взыскать с нее долг по документу, на котором Лебедкина подделала подпись парализованного мужа. Заслуженный артист Украины Андрей Бориславский в небольшой сцене создал объемный образ: на людях Дороднов – славный увалень, балагур, щедрый барин, но за внешним добродушием скрывается железная хватка и трезвый взгляд на человеческие слабости. Наказывая младшему сыну Шабловой присматривать за жильцами, герой в очередной раз подтвердил, что большой капитал не терпит легкомыслия и доверчивости.

Младшего неказистого сына Фелицаты Дормедонта Шаблова сыграл Александр Курзин, вскрыв богатый комедийный потенциал роли. Уморительно серьезный в своем намерении жениться на Людмиле, Дормедоша то и дело натирал до блеска щегольские белоснежные штиблеты – будто в них сосредоточена вся его мужская сила и притягательность – и любое происшествие в доме трактовал как предвестник успеха своих любовных притязаний. Драма этого смешного человечка в том, что он безобиден. Даже попытки совершить подлость – очернить брата в глазах Людмилы, не позвать ее к Николаю до разговора с отцом – оказались бесплодными.

Многомерные персонажи пьес Островского дают актерам пространство для самых неожиданных интерпретаций. Среди героев ульяновского спектакля «Поздняя любовь» особое положение занял честный адвокат Маргаритов (роль исполнил заслуженный артист России Михаил Петров). Воспитав свою дочь честной и добродетельной, Маргаритов в прямом смысле сотворил из нее кумира: он называет Людмилу святой, его вера в ее непогрешимость граничит с религиозной, она одна – оправдание тягот его жизни. Предательство дочери становится страшным ударом для адвоката. Режиссер выстроил сцену выяснения обстоятельств преступления Людмилы как фантасмагорическое действо. Адвокат вдруг увидел мир во всем его безобразии: дочь с распущенными волосами упоена близостью Николая, тот высокомерно глядит на поверженного старика, униженный, ползает и целует подол платья Людмилы Дормедонт, соблазнить Николая стремится Лебедкина… И несмотря на то, что развязка, по Островскому, оказалась счастливой, рана предательства не затянется в его душе никогда.

Хотя честный Маргаритов и оказался главной жертвой интриги, испытав предательство самого близкого человека, его самого вряд ли можно считать безгрешным. Михаил Петров с ювелирной точностью, без нажима, расставляет акценты роли: от предостережения дочери о человеческом коварстве, о безнравственности нищеты он доходит до высочайшей степени гордыни, ставя себя выше прочих, называясь самым честным человеком – и при этом не замечая, что помыслы его такие же простые, как у Лебедкиной, Шабловой и Дороднова: денег бы побольше! Не сразу принял герой оправдание предавшей его дочери, хотя в ее помыслах, в отличие от всех остальных, не было денег, она спасала жизнь человека, не могла поступить иначе.

Знаковой для спектакля стала мистериальная канва действия. Начальные сцены задали особый тон повествованию: все герои пьесы вышли на подмостки, словно исполняя некий ритуал. С отстраненными лицами гости уселись за длинный стол в центре сцены, хозяева вынесли хлеб, неловко уронили его на землю, затем – все-таки выложили на скатерть; сидящие за столом вычурным жестом тщетно пытались нащупать хлеб. Несколько эстетский зачин зарифмован с финалом первого акта: на авансцене поставили высокие средневековые кубки, в которые персонажи носили ладонями воду – и лили ее мимо сосудов. Эта потусторонняя трапеза напомнила внимательному зрителю о тайной вечере, когда Иисус предсказал предательство близкого, который продаст его жизнь на тридцать сребренников. События вечери сегодня воспроизводит церковное таинство причастия: верующие едят хлеб и пьют вино, вкушая Тело и Кровь Господню, пролитую за грехи человеческие. Герои спектакля оказались неспособны принять жертву Христа – они приняли грех как необходимое условие существования на Земле. Символом этого разрушительного заблуждения стала финальная сцена спектакля, которая воспроизвела картину Леонардо да Винчи «Тайная вечеря»: центр стола пустовал, а герои сидели за ним, и звучали их слова о любви – забытой первопричине спасения человеческой души. И только Маргаритов, проходя путь всепрощения, в итоге преломил хлеб и пригубил вина.

ShP_0010.JPG

ShP_0024.JPG

ShP_0046.JPG

ShP_0094.JPG

ShP_0135.JPG

ShP_0163.JPG

ShP_0186.JPG

ShP_0296.JPG

ShP_0373.JPG

ShP_0424.JPG