Алексей Гирба: «Взглянуть под комическим углом…»
Слыхали ли вы о таком французском городке, который называется Бушон? Он – совсем крохотный, захолустный, его даже нет на карте, но им руководит предприимчивый мэр, который вынашивает поистине грандиозные планы. А что получится в результате, вы узнаете, посмотрев премьеру искрометной комедии Жана Делля и Жеральда Сиблейраса «Да здравствует Бушон!» на сцене Ульяновского драматического театра имени И.А. Гончарова, намеченную на конец мая. Постановку осуществляет наш гость из столицы, известный режиссер театра и кино Алексей Гирба.
- Алексей Валерьевич, пьеса «Да здравствует Бушон», постановкой которой Вы сейчас занимаетесь в Ульяновске, достаточно необычна своей сатирической направленностью – таких произведений в последнее время не так уж много. И в России она никогда не шла, зато пользуется ошеломляющим успехом за рубежом…
- Политическая сатира существовала всегда, в том числе и в нашей стране. Конечно, раньше ее было больше. И в Европе существовало такое направление, начиная с уличных театров «гиньоля», в рамках которого критике подвергались политические деятели, короли. Европа в этом смысле имеет огромную традицию. Недаром даже пантомима возникла только потому, что какой-то очередной монарх запретил артистам разговаривать на тему политики, и, чтобы сохранить свои спектакли, актерам пришлось перейти на пластический язык. В этом смысле пьеса «Да здравствует Бушон» - одновременно и продолжение, и достаточно редкое на сегодняшний день явление для Европы, где сейчас тоже преобладают комедии положений. Мы тоже играем комедию положений, но с политическим подтекстом. В этом и своеобразная прелесть сюжета и персонажей – по-своему патриотов, хоть и чудаков, пытающихся выжить в нынешнем глобальном мире, чтобы сохранить свою маленькую деревню, которая терпит опустошение, как и многие населенные пункты Европы и современной России. При этом герои не всегда пользуются правильными способами. Артисты в спектакле заняты замечательные – надеюсь, они что-то привнесут в эту историю. В любом случае, опыт работы с таким материалом должен развивать и двигать артиста в его профессии.
- Кто-то скажет: Евросоюз – это же так далеко…
- Несмотря на то, что пьеса была написана много лет назад, она очень современна. В принципе, проблемы везде одинаковые. Особенно финансовые - Россия ли это, или Европа. Видите, что происходит с Кипром? Я-то к своим героям отношусь с симпатией. В немалой степени сопереживание зрителей будет зависеть и от обаяния самих актеров.
- Вы ставили совершенно непохожий материал в абсолютно разных театрах. И русская классика, и мировая, и тот же Куни, ставший уже неким нарицательным символом коммерции… А к какой драматургии сами тяготеете?
- Я в этом смысле совершенно всеядный, с одной стороны. А с другой – то, что сначала внутренне отвергается, может быть понято и принято чуть позднее. Поэтому «свое» можно найти во всем. Иногда работаешь на заказ – под бенефис или, скажем, для молодежи – и процесс любви и проникновения в пьесу происходит уже во время постановки. Все равно ты как-то осваиваешь материал, хотя и по-своему. Даже «Да здравствует Бушон» кто-то прочтет как пьесу любовную, другой – как политическую сатиру, третий – как бытовую комедию.
- Вы учились у Марка Захарова…
- Я заканчивал у него, потому что тот педагог, который нас набирал, скончался, когда мы были на втором курсе. Тогда-то нас и подхватил Марк Анатольевич - на курсе преподавали его ближайшие коллеги. Хотя я, наверное, не совсем являюсь учеником Захарова…
- Почему же?
- Он пришел к нам на готовый курс. Я думаю даже, что если бы наш курс набирал он сам, то многих не взял… Конечно, Захаров – отдельная театральная система, гениальный, не побоюсь этого слова, режиссер, а научиться гениальности невозможно. Единственное, что можно передать – я наблюдаю это не только по себе, но и по другим его ученикам – это смелость в общении с материалом и с актерами. Какие неожиданные ходы рождаются в голове Захарова – это предсказать невозможно. Можно взять какие-то технические приемы, но, не подкрепленные его талантом, они могут стать просто формальными «подпорками» в спектаклях. Кстати, сейчас это стало достаточно распространено. Те вещи, которые некогда внедрял Марк Анатольевич, сегодня известны благодаря его спектаклям и фильмам. Захаров – как отдельная планета. Когда он пришел, нам пришлось перестраивать мозги. У нас-то поначалу была абсолютно классическая подготовка по Станиславскому. Наверное, этим и отличается Большой Художник. А в тени Большого Художника быть очень тяжело. Потому что, с одной стороны, с тебя требуют как с твоего учителя, а с другой – повторить его ты не можешь. Но болезнью быть похожими на Мастера в той или иной степени страдают все ученики Захарова, и я, в том числе. Найти себя – большая удача.
- Однако Вы ставили в «Ленкоме»?
- Я работал там вторым режиссером, и даже преподавал на захаровском курсе. Поэтому, могу признать, что знакомство с Марком Анатольевичем, конечно же, повлияло и на мою дальнейшую жизнь в театре.
- Вы известны как режиссер сериалов. Причем, как я понимаю, сериалы случились позже, чем театральный успех?
- Намного. Конечно, к сериальному жанру в России относятся не однозначно, но разнообразие видов деятельности лично меня привлекает. Когда немного устаешь от театра и имеешь возможность заниматься телевидением, то почему бы и нет?! Отдых, как известно – это смена видов работы. Конечно, я пришел в сериалы поздновато, многие режиссеры гораздо моложе меня уже имели соответствующий опыт. А ведь в 90-е мы, «театральные», считали, что работать на телевидении - ниже собственного достоинства. Тогда и сериалов-то российских почти не было. Получается, что мы в России только сейчас осваиваем эту профессию, которая бывает и забавной, и любопытной. Опять же, она позволяет общаться с какими-то артистами, с которыми в театре ты никогда не встретился бы. Это тоже позволяет расширить собственные границы. Конечно, телевидение – это своего рода проходной двор, но оно и многому учит, если относиться к нему с умом.
- А что оно дает для театра?
- Любую сериальную сцену, даже если она идет три минуты, все равно нужно решить постановочно. Причем, очень быстро и собранно. Самому понять, и заразительно рассказать артистам, как ее играть и про что. Тут еще есть дополнительные сложности, такие, как камера или свет. В этом смысле, телевидение заставляет нас быть мобильными. Это и театр двигает в том же направлении. Раньше спектакли могли ставиться годами. А сейчас сроки сжаты. В этом есть определенное дыхание времени – существовать в разных жанрах и темпах.
- Вы сказали - «дыхание времени»… А есть ощущение, что сериал уже прижился на российской почве? Ведь, как и мюзикл, еще не так давно его считали относительно «чужим»…
- Сериалы тоже изменяются и развиваются. Еще несколько лет назад преобладали такие, которые снимались годами, а то и десятилетиями - по 100-120 серий. Совсем недавно перешли на относительно непродолжительные телефильмы – серий по 8-10, ближе к так называемому «большому» кино. В таком и работают не по пять режиссеров одновременно, а всего один. Поэтому могу сказать, что российский сериал как жанр пока сам себя ищет. На Западе, например, один сериальный сезон – всего лишь 12 серий. И у них там артисты сериалов гораздо известнее, чем кино. У нас это тоже вскоре может случиться. Хотя самое печальное для российского сериала – это отсутствие собственных идей. Даже идеи иногда есть, но те, от кого зависит их реализация, не хотят вкладываться во что-то большое, долгое и новое. Опасаются – а что будет завтра. Легче купить уже опробованный за границей вариант, чем продвигать свое, чтобы скорее получить деньги обратно. Поэтому сегодня проще быть «диалогистом», то есть адаптировать европейскую речь к русской почве. А придумывать сюжетные линии и новых персонажей пока никто не хочет. По большому счету, в России сегодня так происходит во всех сферах. У нас всюду или «калька», или такое ощущение, что сделано «на коленке», и это обидно. Даже самые лучшие наши фильмы кажутся «сырыми». А на Западе давно все продумано.
- А какая режиссура любима Вами больше – в театре или на телевидении?
- Без театра не было бы моей работы на телевидении, и наоборот. Вдруг мне выпадет случай заняться шоу-бизнесом: я еще не знаю, мое это или не мое, но попробовать тоже хочу. Хотел бы и оперный спектакль поставить какой-то, музыкальный – а вдруг и там мне откроются какие-то неожиданные возможности?!
- Каким должен быть хороший театр, с Вашей точки зрения?
- Интересным. Это может быть любой жанр. Бывает ведь и так, что сам театр развален, а спектакль в нем появляется замечательный. С другой стороны, необходимо помнить, что говорил Станиславский – театр живет 15 лет. Недаром в конце жизни он ушел из МХАТа и создал новый коллектив. Даже великие режиссеры переживали взлеты и падения, которые могли тянуться годы.
- Как Вам работается в Ульяновске?
- С городом я пока знаком недостаточно, но я пытаюсь разгадать его специфику, потому что тот же Станиславский говорил: театр существует «здесь и сейчас». Это важно понять, чтобы мой спектакль нравился прежде всего ульяновскому зрителю. Репетиции – это процесс поиска не только языка выражения, но и языка общения между актерами и мной. Мне нравится, что меня пытаются понять, и я сам пытаюсь понять их – вот в этом и заключается таинство создания спектакля. Мне бы хотелось, чтобы, посмотрев «Да здравствует Бушон», ульяновский зритель испытал радость. Если комедия – значит, должно быть весело. С другой стороны, своей работой мне хотелось бы сказать зрителям, что ни в коем случае нельзя отчаиваться, потому что даже из безвыходных положений всегда есть выход. Нужно только посмотреть на проблему под другим углом. Может быть, комическим. Тогда появится стимул и желание жить дальше.
Александр ФИЛАТОВ
