МАКСИМальный эксперимент
Трогательную и грустную пьесу о группе слепых людей, которые остались беззащитны осенним вечером без своего старого священника, ставит на сцене Ульяновского театра драмы молодой режиссер Максим Копылов. В конце сентября местная публика сможет познакомиться с премьерой, которая интересна сразу по нескольким основаниям и просто обязана стать открытием нового театрального сезона. Во-первых, привлекает необычность философского материала, взятого в дебютную (!) работу еще довольно молодым человеком – пьесу бельгийского драматурга Мориса Метерлинка «Слепые», считающегося одним из основателей театра абсурда, до сих пор вообще отваживались ставить немногие! Во-вторых, Максим – ни кто иной, как сын Юрия Семеновича Копылова, на протяжении двух десятилетий возглавлявшего местный коллектив и поставившего на главной театральной сцене региона множество признанных шедевров…
- О чем будет твой спектакль, Максим? Пьеса-то очень сложная…
- Это символизм в чистом виде. Ставлю, прежде всего, о людях - как совокупном понятии «человечество», так и о человеке, как отдельном существе.
- И какой это человек?
- Заблудившийся. Разумеется, не буквально, в лесу, а в своем сознании. И духовно, и политически, и общественно, - во взаимодействии с другими людьми.
- Ты думаешь, что сегодня это особенно современно?
- Абсолютно. Метерлинк писал о том переломном времени, когда церковь имела колоссальную власть над душами людей, и начала ее терять. Сегодня религия не имеет такого влияния, поэтому мой спектакль не про нее. Сейчас это происходит повсеместно, когда один человек пытается вести за собой массу, причем он слеп – так же, как и все остальные. Вот почему в афише присутствует картина голландца Питера Брейгеля «Слепые» - художник тоже задавался вопросом, как может незрячий вести за собой незрячих?! Параллели можно проводить совершенно разные, подстраивая ситуацию под себя – от начальства на работе до СМИ. Даже в домашнем коллективе это применимо, ведь кто-то всегда ведущий, а кто-то ведомый…
- А если все слепы, то где искать вожака?
- В том-то и дело, что Меттерлинк не предлагает выход. И в моей постановке его тоже нет. Драматург просил задуматься, обратить внимание на конкретные аспекты жизни. Так же собираюсь сделать и я. Есть ли светлая перспектива, или ее нет – решать каждому для себя. Почему в пьесе героев тринадцать, или семеро, как в моем спектакле? Потому что эти люди создают определенную массу. Если бы их, скажем, было двое, то они, возможно, еще смогли бы договориться, но их слишком много, и они постоянно друг другу противоречат. Кто-то пытается быть лидером, но не способен, иные ударились в полное отрицание…
- И снова сартровское «ад – это другие»?.. Но если выхода не прописал драматург, то намек на «свет в конце тоннеля» может дать режиссер…
- Это подразумевает мой подход к театру в целом. Театр все-таки не должен учить – мы не проповедники, и не школа. Мы не должны отвечать на вопрос о смысле жизни. Театр должен отвечать времени, только обозначая те или иные аспекты, которые волнуют общество на текущий момент.
- На какую аудиторию ориентирована твоя работа?
- Это может быть интересно публике с определенной жизненной философией, опытом. Читая пьесу в первый раз, я сразу предполагал, для какого контингента ее нужно ставить. Поэтому в моем спектакле не будет никаких песен и танцев, зато очень много пищи для размышлений…
- Применительно к твоей постановке в программке написано - «эксперимент»… А в чем он заключается?
- Станиславский в 1904 году ставил спектакль по этой пьесе, который публика не поняла. Просто переход от реализма к символизму тогда получился слишком резкий. Мой эксперимент заключается в том, получится ли у меня, как молодого режиссера, осуществить тот же скачок. Все-таки на протяжении двух десятилетий местная публика была воспитана на Шекспире, других традиционных постановках.
- Есть ли тема, которую ты хотел бы в дальнейшем сделать «своей», как режиссер, подобно тому, как это было у твоего отца?
- Он ставил о человеке. И я не собираюсь изобретать велосипед. Кто-то ставит об эпохе или о власти, но мне тоже интересны люди. Это тема, которую можно раскрывать бесконечно. Зачем крутится этот шарик, для чего существует все живое, что такое жизнь? Я, если честно, пока понятия не имею, но хочется поразмышлять… Многие скажут - «любовь», «семья», «продолжение рода». Но это лишь цикличность, которая свойственна не только человеку. А вот что же присуще только ему?!
- Для режиссерского дебюта ты выбрал удивительно сложный материал…
- О том, куда я решил «залезть» в своей первой работе, я не думал, когда знакомился с пьесой. Прочитал – потом отложил ее на пару месяцев, потом опять взял и понял - надо… Только когда начал работать, стал понимать, за какой груз взялся. Почему бы мне не поставить чего-нибудь попроще?! Но нет - случилось так, как есть…
- А что со сценографией твоего спектакля?
- Там ее практически нет. Семь стульев – и все. Если бы я взял не старшее поколение артистов, то, наверное, вообще обошелся бы пустым пространством сцены. Все это лишнее нагромождение не несет особой смысловой нагрузки…
- Зато музыка…
- Вот на музыке я отыгрался! С подачи завмуза Олега Яшина я использовал музыку Пендерецкого, и попал совершенно в десятку. Там такой непонятный набор звуков, плавно переходящих друг в друга… Ведь в чем специфика слепого человека? У него на 70 процентов все основано на слухе, и только потом - обоняние, осязание и прочие чувства.
- Поэтому визуальный ряд в твоей постановке будет обедненный?
- Он практически отсутствует. А музыка и звуки – от лирических и обнадеживающих до пугающих - превалируют. Я постарался максимально погрузить артистов в темноту и мир слуха - там очень важен текст. Это такой легкий интерактив, как если бы публика на мгновение почувствовала себя ослепленной…
- В пьесе героев 13, у тебя – всего 7… Чертова дюжина и число Бога… Еще Бердяев писал, что в этом произведении Метерлинка каждый персонаж является определенным символом – к примеру, ребенок олицетворяет будущее. Какие же символы показались тебе лишними?
- Я убрал трех монашек, потому что они не прописаны у Метерлинка и не несут особенного статуса, кроме церковного. Как я уже говорил, у меня нет привязки к религии, поэтому мне они не нужны. И еще убрал двоих героев, поскольку ставлю спектакль для малой сцены, а там камерное пространство. Мне вовсе не нужен вагон метро в час пик… Текст их я не потерял, просто распределил по оставшимся героям.
- Ты знаком с какими-нибудь постановками «Слепых», сделанными другими режиссерами?
- По мотивам этой пьесы в 2009 году был поставлен спектакль где-то в Прибалтике. Там режиссер истолковал пьесу по-своему. Он перенес действие в… Советский Союз. Герои совершенно зрячие, причем, их пять человек вместо тринадцати, а текст произносится, словно с трибуны. Или есть английский вариант постановки – там играют 13 совершенно слепых людей. Спектакль прямо посвящен тому, как они существуют. Я же, наверное, взял чуть-чуть от обеих версий. Трактую Метерлинка как современник, живущий здесь и сейчас, но не хочу далеко уходить в сумбур или от драматурга.
- Трудно ли начинающему режиссеру репетировать в театре, где тебя так давно знают?
- В своем театре, конечно, тяжелее. К тому же, у меня не только сложная пьеса, но и взрослые актеры – я себя загрузил максимальными обстоятельствами, чтобы попытаться из них вывернуться и сразу многому научиться. Речь идет о сознательном усложнении задачи, а по сути – опять-таки об эксперименте. Уже не с точки зрения зрителя, но для меня самого как личности…
Александр ФИЛАТОВ
«Ульяновск сегодня»
21.09.2012
«Символический смысл этой замечательной трагедии ясен. Трагическая судьба слепых символизирует собою трагическую судьбу всего человечества. Человек пришел на землю откуда-то издалека, он смутно припоминает, что видел когда-то и свет, и солнце, он жаждет теперь увидеть, жаждет познать истину и правду, но бродит в потемках. Религия была его руководителем, но она состарилась и умерла. Человек не сразу заметил, что религия умерла, и что он остался в темном лесе мировой жизни без всякого руководителя. Поняв, что религия умерла, человек почувствовал безысходный трагизм своего положения: для него нет выхода из бесконечного темного леса. Тут целиком сказалось пессимистическое неверие Метерлинка в человеческий разум и прогресс. Спасения можно искать только в искусстве и красоте, которые, может быть, символизируются в ребёнке, рожденном сумасшедшей слепой…»
Николай Бердяев, 1902 г.
