25 января ведущему актёру Ульяновского театра драмы, Заслуженному артисту РФ Михаилу Петрову исполнилось 60 лет. 10 февраля юбиляр сыграет главную роль в спектакле «Сирано де Бержерак» по одноимённой пьесе Эдмона Ростана.
Жизнь мёдом не кажется
В. Толстой: Михаил Николаевич, принято считать, что для зрителя театр начинается с вешалки, а для вас, как для актёра, с чего он начинался? Вы мечтали стать актёром? Или это получилось как-то внезапно?
М. Петров: Скорее, внезапно. Я мечтал о военной карьере и даже закончил Ленинградское Суворовское училище. Но в этом учебном заведении слишком много внимания уделяли культуре, стараясь воспитывать будущих офицеров в лучших традициях русской армии. Мы регулярно посещали театры, концерты, выставки… В итоге, когда пришло время распределяться по военным училищам, куда выпускников принимали без экзаменов, я решил «выйти в отставку». А нечего было нас по театрам водить… Сами виноваты. Поехал поступать в Казанское театральное училище. Приняли сразу. Хотя я приехал, когда экзамены были уже в разгаре. Из трёх туров я прошёл только один, но педагог после того, как я прочёл басню, сразу сказал, что я принят.
– И чем вы объясняете такое чудо?
– Обычно педагоги набирают студентов уже с прицелом на дипломный спектакль. Видимо, меня-то ему и не хватало… Но мало было поступить. Надо было ещё и удержаться. Нас, например, поступило что-то около тридцати человек, а закончило двенадцать. Там идёт жёсткий отбор, нешуточная конкуренция – как, впрочем, и в любом театре. Первые два курса потери несли после каждой сессии – особенно на экзаменах по актёрскому мастерству. Так что уже в училище будущим актёрам дают понять, что жизнь в театре им мёдом не покажется.– Как вас в Ульяновск-то занесло?
– Согласно советской традиции – по распределению. Правда, сначала меня чуть не отправили в Талды-Курган, но одного из наших педагогов пригласили ставить спектакль в Ульяновском театре, и он привлёк к этой работе несколько выпускников. Так что мне пункт назначения изменили, а в Талды-Курган отправился кто-то другой. С 1981 года я и отрабатываю здесь своё распределение.
– И с тех пор основная творческая деятельность связана с Ульяновском?
– Не основная, а вся! Первая большая роль была в спектакле по пьесе Карло Гольдони «Веер» – сеньор Эваристо, молодой влюблённый романтичный герой.
Дорога каждая роль
– А если вспомнить творческую биографию – есть ли спектакли, которые остаются самыми любимыми, и режиссёры, с которыми было наиболее приятно и продуктивно работать?
– Как актёр я состоялся, конечно, при Юрии Семёновиче Копылове – он был главным для меня и режиссёром, и педагогом.
– Я слышал, что подходы у него были довольно тиранические…
– Да! Он мог довести актёров на репетициях до белого каления и никогда принародно не признавал, что был не прав. И только наедине иногда примирительно спрашивал: «Ну чё ты обиделся-то?». Извиняться он не умел… Но именно он сделал из меня актёра. А вот любимые роли едва ли смогу выделить. Обычно болеешь тем, чем занимаешься в данный момент. Для актёра вообще каждая роль дорога, с любой из них связаны какие-то переживания, какие-то сложности. Бывает так, что читая пьесу, вообще не понимаешь, что и как с этим делать. Но постепенно что-то складывается, как картинка из пазлов…
– А сколько всего было ролей?
– Тоже не знаю. Когда мне двенадцать лет назад присваивали звание заслуженного артиста России, кто-то просматривал мой послужной список, и было названо число 130. Сейчас можно точно сказать, что больше.
–Бывает так, что исполнитель роли отождествляет себя с персонажем, а тот после спектакля не уходит и оставляет некий отпечаток на личности актёра?
– Можно постараться найти в себе черты того персонажа, которого играешь. Человек сам себя никогда не знает до конца, так что такой поиск вполне уместен. Даже играя какого-то очень нехорошего человека, актёр старается как-то понять и оправдать своего героя. Сволочью никто не рождается – это жизнь людей ломает. Но всё, что происходит на сцене, на ней и остаётся. Если оставлять в себе переживания персонажа, то невозможно на следующий день играть другую роль. Если держать в себе всех, кого играл, то мозги просто «съедут», а для любой работы, даже для творческой, нужны здравый ум и твёрдая память.
– Актёр театра редко бывает на сцене один. Отношения между персонажами не отражаются на личных отношениях между актёрами?
– Жизнь на сцене – это параллельный мир, который не пересекается с реальностью. Как говорил Юрий Семёнович, театр всегда хотя бы чуть-чуть приподнят над реальной жизнью. Так что между персонажами одни отношения, между актёрами – другие.
– Например, в «Безымянной звезде» вы играли учителя Кудрю, музыканта, человека творческого и в душе очень романтичного, а ваша супруга, Фарида Каримова, – мадмуазель Ку-Ку, олицетворявшую всё ханжество этого мира…
– Так она же моего героя вовсе не гнобила! Она его даже по-своему любит, старается о нём заботиться. Только любовь её проявляется совершено особым образом. Что поделать – каждый любит, как может…
– А бывает так, что актёр в чём-то не согласен с автором пьесы или с режиссёром?
– Задача режиссёра в том и состоит, чтобы развеять эти сомнения. Обсуждения уместны только в «застольный период», пока идёт читка пьесы, пока не начались репетиции. В конце концов, только режиссёр видит спектакль целиком, его работа в том, чтобы донести до каждого исполнителя его задачу, а работа актёра – постараться понять и принять замысел режиссёра. Считаю, что актёр должен доверять режиссёру до конца. Иначе ничего хорошего не может получиться. Я припоминаю лишь один случай, когда спектакль в нашем театре не получился – приглашённый режиссёр ставил комедию Александра Островского «Красавец мужчина». Репетировали-репетировали, а перед сдачей Юрий Семёнович заявил, что премьеры не будет, потому что «спектакль не получился».
Тишина дороже аплодисментов
– Теперь поговорим о предстоящей премьере спектакля «Сирано де Бержерак». Это уже третий спектакль Искандэра Сакаева, в котором вы участвуете. Был священник в «Ромео и Джульетте» и врач Дорн в «Чайке». Чем отличаются ощущения в роли Сирано от двух предыдущих персонажей.
– Не могу сказать. Репетиции ещё идут.
– Так премьера «на носу»!
Врач Дорн в чеховской «Чайке». Фото: АиФ/ Владимир Толстой
– Позволю себе ещё раз вернуться к Юрию Семёновичу Копылову. Иногда ему было достаточно сказать одно слово, чтобы перевернуть всё действие. А говорить о спектакле, как о чём-то состоявшемся, можно будет только после премьеры. Сирано находится в постоянном конфликте с обществом, он не такой романтик, как в пьесе Ростана. Он идёт на самоуничтожение из-за своего несогласия с окружающей действительностью. И даже любовь не заставила его наступить себе на горло, изменить своим принципам…
– А реакция публики как-то определяет настроение актёра на сцене?
– Ощущение зала играет огромную роль. Дело даже не в аплодисментах. Гробовая тишина в зале тоже говорит о многом. Если публика настолько сосредоточена на действии, и ей не до шевелений или перешёптываний – это ценится дороже, чем «восторги, лавры и цветы». Однажды на гастролях в Калуге после спектакля в зале была именно такая тишина. Пауза длилась так долго, что начали закрадываться мысли о провале. И вдруг раздалась просто оглушительная овация. Действие настолько захватило зрителей, что они просто не сразу очнулись. И такая глубокая и искренняя реакция актёру особенно дорога.
– В последние годы ульяновская труппа пополнилась молодыми актёрами. Есть разница между «старой школой» и «молодой гвардией»?
– Существует такая поговорка: на первом курсе мы все народные артисты, на втором – уже только заслуженные, на третьем – просто артисты, на четвёртом – студенты, а при выпуске уже не совсем понимаем, зачем мы вообще сюда пришли. Так что выпускник, как правило, только начинает понимать, чего он не умеет.
Сомнения приходят с опытом, потому что начинаешь яснее видеть собственные ошибки. С другой стороны, у молодых есть уверенность в себе – то, чего мне самому, например, когда-то не хватало. Это хорошее и полезное качество, и я им даже немного завидую.
– Как отметили юбилей?
– Как большинство других праздников – на репетиции.
