Зоя Самсонова: «Героинь, которые не способны любить, я не играла»

Я очень люблю наш драмтеатр и знаю, что он много гастролирует. Расскажите, где наши артисты побывали в последнее время,  как наших   мастеров сцены принимают? А вообще, было бы интересно узнать о  жизни драмы  изнутри. Особенно  о моей любимой актрисе, приме театра   Зое Самсоновой?

Е. Головлёва, Ульяновск

Чем удивляли Москву?

О заключительном этапе гастрольного марафона 2019 года (который объявлен в России Годом театра) рассказала директор областного драматического театра имени И.А. Гончарова Наталья Никонорова: 

- Наш театр завершил гастрольную деятельность этого года в Москве, где мы приняли участие сразу в двух знаковых событиях: фестивале «Школьная классика» и проекте «Театральная провинция». 17 ноября на сцене Культурного зала ЗИЛ  наши актёры представили московской публике комедию «Горе от ума». Постановку Аркадия Каца, уже ставшую театральной классикой для  школьников, столичные зрители приняли  очень тепло. В зале на 880 мест не было ни одного свободного кресла, а после спектакля зрители остались, чтобы встретиться с исполнителями главных ролей. На следующий день артистам рукоплескали в Центральном доме актёра. Желающих посмотреть спектакль «Малу» в постановке Максима Копылова было так много, что Голубая гостиная их вместила с трудом. А какой был успех – феерия, не иначе.

Как присвоить образ?

О том, каково это – блистать на сцене, работать над созданием образов, выстраивать взаимоотношения с режиссёрами и, вообще, жить театральной жизнью, беседуем с исполнительницей главной роли спектакля «Малу» Зоей Самсоновой.

С. Чернышова: Зоя Михайловна, вы представили спектакль «Малу» на столичной сцене. Отличается ли восприятие постановки у зрителей Ульяновска и Москвы?

З. Самсонова: Особой разницы я не заметила – и в Ульяновске, и в Москве нас принимали очень тепло. Иное дело, что в столичном Доме актёра спектакль прошёл не совсем обычно. Сцена, оформление, дыхание зала – всё было по-другому. Дело в том, что народа на спектакль  пришло в два раза больше, чем мог вместить зрительный зал, и организаторам пришлось в последний момент устанавливать дополнительные места. В результате пространства практически не осталось – зрители сидели в полуметре от сцены, куда ни посмотришь – всюду глаза. Если и была разница, то только в этом. По приёму, по восприятию, по слезам на лицах зрителей всё было так же.

- Вы достаточно долго работали с режиссёром Юрием Копыловым, теперь работаете с его сыном Максимом. Для вас – это продолжение истории или нечто совершенно новое?

- Режиссёр Юрий Копылов и режиссёр Максим Копылов – это две совершенно разные личности. Юрий Семёнович проработал в нашем театре 25 лет, и сюда он пришёл, уже будучи хорошо известным в театральных и режиссёрских кругах. Что касается Максима, то у него всё впереди. Это прелестный актёр, который нравится зрителям. Но случилось так, что Максим решил посвятить себя ещё и режиссуре. Он окончил Щукинское училище, и теперь это не просто артист, который ставит спектакли: он – профессиональный режиссёр, становление которого мы сейчас наблюдаем.

Да, Максим всегда восхищался своим отцом, но у него свой путь в режиссуре – свой почерк, своя концепция, своё видение спектаклей. Да и сам он признаёт: «Я – другой». Но есть то, чего не отнять у обоих – это точность и аккуратность в подборе актёров, требовательность к себе и артистам, выстраивание всего спектакля наперёд. Пока мы работали вместе только над двумя постановками («Селестина» и «Малу»), но эту, поистине «копыловскую», манеру я не могла не узнать.

СТАТЬЯ ПО ТЕМЕ

Андрей Шкалов: «Если театр ставит классику, то он жив и будет жить»

- По-всякому бывает. За 50 лет работы в театре мне приходилось иметь дело с совершенно разными режиссёрами. Некоторые, действительно, ждут, что актёры сами начнут что-то придумывать, искать, предлагать. Такие режиссёры, действительно, есть, и режиссёры хорошие. Другой подход – все образы продумывает режиссёр, задача актёров -  «присвоить» эти образы себе. Таким «диктатором» (в хорошем смысле этого слова) был Юрий Копылов. И тот, и другой способы работы над ролью имеют право на жизнь, главное – результат. Если твоя работа находит отклик у зала, если между зрителем и артистом есть радость общения, значит, роль удалась, и здесь не так важно – главная она или эпизодическая.

Кто ближе?

- В театре вы сыграли около трёхсот ролей, кто из ваших героинь вам ближе всего по духу, по характеру, по восприятию жизни?

- В каждой роли ты проживаешь чью-то жизнь, которая в итоге становится твоей. Мне очень близки мои сегодняшние героини: Габриэль («Малу»), Бабушка («Если начать сначала…»), Дейра Корниш («Страсти по Маддалене»). Это абсолютно не похожие друг на друга женщины, но есть нечто, что их объединяет – это сконцентрированное чувство материнства. Оно очень свойственно и мне. Я  - мама, бабушка, для меня это главное в жизни, это моя судьба.

Мне очень близки озорные, ироничные роли… Даже с императрицей Екатериной II можно найти точки соприкосновения – мы, например, обе очень ответственные…Единственное, кто мне чужд абсолютно, - это героини, не способные любить. Но мне повезло – я таких не играла. Я очень дружу с классикой. Мне посчастливилось играть практически во всех пьесах Островского, которые ставились в нашем театре. А ведь что такое героиня Островского – это всегда ЖЕНЩИНА… с чертами характера, присущими только женщине. Это очень характерно для классики и очень меня с ней роднит, поскольку именно стопроцентной женщиной я чувствую себя в жизни. Я ранимая, меня легко обидеть, но у меня есть опора (моя семья, мой театр, моя сцена), которая даёт мне силы и не позволяет сломаться.

- Многие ваши коллеги и даже сын-актер перебрались на работу в Москву. А у вас таких мыслей не возникало?

- Было желание остаться в столице после окончания ГИТИСа, было желание поехать туда потом, сниматься в кино. Но как-то особо я не рвалась… Может быть, надо было куда-то поехать, кому-то показаться… А так я всегда была востребована здесь, это меня устраивало. Меня приглашали режиссёры, я ездила с гастролями по стране – пока Советский Союз не развалился, мы и Белоруссию всю объехал, и Украину. Так что никакой печали по поводу того, что с Москвой не сложилось, у меня нет. К слову,  мой сын (Денис Юченков, - Ред.) с семьёй в столицу 16 лет назад переехал, вместе с супругой служит в театре «У Никитских ворот», получил звание заслуженного артиста, снимается в кино, ведёт передачу. Но ритмы там совершенно другие, сумасшедшие. Не знаю, справилась бы с ними я. 

Чего мы не знаем о работе актёра?

- Изменились ли за время вашей работы зрители и театр?

- Конечно. В 1990-х годах произошла смена эпох, и это повлияло на репертуар. Раньше театр был очень политизирован, было много спектаклей гражданско-партийной направленности. Если же ставилась классика, то это была чистая классика – ни о каких экспериментах речи не шло. И, наверное, это было правильно – так мы учились на хороших пьесах, на хороших постановках. Что касается зрителей, то они хорошие всегда. Просто теперь они другие. Потому, что жизнь стала другой. Сейчас зритель более эрудирован, он больше знает и больше требует от нас.

СТАТЬЯ ПО ТЕМЕ

Зоя Самсонова: «Мой первый и единственный театр…»

- Стать актёрами и связать свою жизнь с театром, наверняка, мечтают многие юноши и девушки. Что бы вы им могли посоветовать?

- Многое зависит от того, есть ли у человека талант. Если профессиональные люди тебе не советуют идти в артисты, то лучше их послушаться. Ведь быть актёром, которому не дают ролей, на самом деле очень больно. В то же время надо понимать: театр – это не просто работа, это образ жизни. Я 20 лет преподавала в УлГУ и всегда говорила ребятам: хорошенько подумайте, прежде чем идти в артисты – зарплата небольшая, выходных нет, семью построить сложно, особенно с человеком, работающим в другой сфере. И потом, это очень зависимая профессия. Если тебя не видят в той или иной роли, то тебе её не дают, а если ты не играешь, ты теряешь профессиональный навык. Плюс удар по самолюбию, нервы… Спросите себя, выдержите ли вы такую жизнь? Это только кажется, что театр – это блеск, овации и признание. Все видят сцену, спектакль, но никто не видит, как этот спектакль создаётся, не знает, сколько пота нужно пролить, чтобы получился результат, который увидит зритель.  И потом, наш инструмент – это сердце, душа, лёгкие, это весь наш организм, и он изнашивается, как любой другой инструмент, на котором играют. Но музыкант может поменять инструмент и продолжить игру, а мы – нет. Если актёр будет себя беречь, он перестанет быть актёром. И что нам остаётся – тратить себя. Компенсацией будет аплодисменты зрителей, их благодарность.