От простодущия к Инодушному

Фестиваль “МаскерадЪ” проводится Пензенским драматическим театром имени А.В.Луначарского в режиме биеннале (нынешний – третий по счету). Он задумывался как тематический. В этом году “МаскерадЪ” был приурочен к 145-летию со дня рождения Всеволода Эмильевича Мейерхольда – уроженца Пензы, где сохранились и гимназия, где он учился, и родительский дом, примыкающий к зданию завода, где производилась знаменитая на всю Россию водка “мейергольдовка” (“Мейергольд и сыновья”). В родительском доме с небольшой мемориальной экспозицией соседствует Театр Доктора Дапертутто. Посвящение фестиваля Мастеру состояло в том, что из разных городов России привезли спектакли по пьесам, которые он ставил или в которых играл. Например, открылся “МаскерадЪ” московской “Женитьбой” театра “Школа драматического искусства”, постановка Александра Огарева (в Пензенском Народном театре Мейерхольд блистал в роли Кочкарева), а закрылся – московской же “Чайкой” Театра на Юго-Западе, постановка Валерия Беляковича (Всеволод Мейерхольд, будучи актером МХТ, играл на его сцене Треплева).

Этот принцип составления фестивальной афиши мог привести к самым разным результатам, поскольку диапазон мейерхольдовского репертуара – широчайший. Сложилось так, что, во-первых, все представленные в Пензе спектакли были по русским пьесам, во-вторых – чаще всего в центре сюжета оказывался мужской характер (от Феди Протасова до Арбенина и от Кречинского до Подсекальникова).

Хозяин фестиваля, Пензенский театр драмы, выдвинул в афишу “Свадьбу Кречинского” в постановке Алексея Зыкова; заглавного героя играет художественный руководитель театра Сергей Казаков. Это выразительно вылепленная актерская работа, представляющая Кречинского неожиданно: Казаков – острохарактерный артист комедийного дарования, лощеного героя-любовника, холодного красавца в духе Юрия Юрьева, игравшего у Мейерхольда, от его Кречинского ждать не стоило. Сам Мастер в знаменитой таблице амплуа отнес этого персонажа к амплуа Неприкаянного, или Инодушного (ему свойственна “концентрация интриги выведением ее в иной внеличный план”), но здесь ни о каком “ином плане” речи нет. Этот Кречинский – “браток”, берущий не обаянием, но волей, энергией вожака.

Кстати, к этому амплуа Мейерхольд причислял и Протасова, и Арбенина, и Катерину – и “Живой труп”, и “Маскарад”, и “Гроза” входили в афишу пензенского фестиваля. В программке “Живого трупа” Саратовского театра драмы имени И.А.Слонова авторами указаны двое Толстых: Лев Николаевич и Илья Львович. Режиссер Марина Глуховская соединила пьесу отца с повестью сына “Труп”, которого тоже вдохновили реальные события – из жизни супругов Гимер. Но совмещение двух произведений не работает на заострение смысла, напротив, скорее запутывает зрителя. Семейные сцены, перегруженные подробностями, чередуются с зарисовками цыганской и привокзальной жизни. К финалу, когда мы видим несчастную беременную Лизу Протасову (Татьяна Родионова) в местах не столь отдаленных, действо и вовсе превращается в мыльную оперу, показанную без иронии.

В “Маскараде” М.Ю.Лермонтова ТЮЗа города Заречного “иной, внеличный, план” вроде бы обозначен. Режиссер Наталья Кучишкина попыталась создать мистическую атмосферу, персонажи выглядят марионетками неких высших сил. Но это – просто обозначение, ключа к тому, чтобы выразить этот смысл через актеров, не найдено. Стихи в устах исполнителей звучат резонерски и монотонно.

Сцена из спектакля “Свадьба Кречинского”. Фото предоставлено фестивалем
Сцена из спектакля “Свадьба Кречинского”. Фото предоставлено фестивалем
А вот попытка другого ТЮЗа – пензенского – прочесть “Грозу” А.Н.Островского через средневековый жанр миракля, при всех вопросах к спектаклю, любопытна. Катерина Екатерины Гузеевой, точно человек на средневековой фреске, представлена между инфернальным и божественным измерениями. Первое олицетворяет Феклуша Людмилы Лещенко, второе – Барыня Татьяны Коноваловой. Режиссер Владимир Карпов, придумавший и сценографию, возвел на пустой сцене красивые металлические врата, напоминающие о рае, который лишь мерещится персонажам. Однако самое важное в спектакле – человечность некоторых героев. Юношеская робость Тихона (Егор Васильев), тронувшего искренностью существования, или, наоборот, импульсивность Варвары (Мария Путютина), оправданная сопереживанием Катерине.

“Ревизор” Ульяновского драматического театра имени И.А.Гончарова, спектакль чрезвычайно цельный, – из самых сильных фестивальных впечатлений. Если в “Свадьбе Кречинского” постановщик специально создал контекст, чтобы заглавный герой, подчеркнуто современный, резко отличался от классических “одежд” спектак-ля, то режиссер этой постановки Олег Липовецкий перевел действие в современную Россию, заставив, впрочем, мерцать в нем и Россию гоголевского времени. Художник Яков Каждан освоил пространство и по вертикали: возведены леса, в этом провинциальном городе идет какая-то стройка, судя по всему, для проформы. Перед зрителем проходит галерея узнаваемых типов: от крупных чиновников с замашками криминальных авторитетов до офисного планктона. Гламурная городничиха (Юлия Ильина) – жена напоказ, нужная градоначальнику как красивая вещь. Сцена получения взяток разворачивается в бане, и трусы главного героя устрашающе разбухают от новых и новых купюр. Но “слишком человеческие” вибрации Марьи Антоновны (Надежда Иванова) оттеняют всю эту броскую фактуру. Дочь городничего решена как девушка-гот, ершистая и скептичная; в финале в ней обнажаются ранимость и лирика, что так соответствует Гоголю по существу.

Куда более сильный уход от сатиры к лирике, к “утепленному” существованию ощущается в “Самоубийце” пермского театра “У Моста”. Эрдмановские персонажи, мотивы их поступков, ситуации, во времена написания пьесы высмеивавшиеся, сегодня видятся совсем в ином свете. При всей приземленности действия и “интерьерности” пространства, что вообще свойственно режиссеру Сергею Федотову, в спектакле происходит лирический взлет. При очевидной характерной утрированности героев (это почти что маски!) к ним относишься с нежностью.

Конечно, такой принцип состав-ления афиши – по названиям спектаклей из биографии Всеволода Мейерхольда – слишком литературен и кажется простодушным. Но здесь вопрос не столько концепции, сколько финансовых и технических возможностей фестиваля. Современные режиссеры, у которых очевидна генетическая связь с Мейерхольдом, – не тайна за семью печатями. Можно вспомнить Валерия Фокина, следующего традициям Мастера программно, можно тех, у кого эта связь прочерчена не столь явно, но она безусловно существенна: Андрея Могучего, например. Но реально ли Пензе было осилить спектакли Александринки или БДТ – вопрос риторический. И очень важно, что содержательный “объем” фестиваля создавался дополнительными мероприятиями. Театровед, критик Алена Солнцева три дня показывала имеющие отношение к Мейерхольду фильмы и сопровождала их комментариями. Также была проведена режиссерская лаборатория “За Мейерхольдом”: зрители увидели несколько эскизов студентов режиссерского факультета

ГИТИСа, выбиравших название из мейерхольдовского репертуара. Интерес подогревало то, что выбраны были пьесы не столь хрестоматийные, как, скажем, “Лес”, хотя вот “Баня” и “Клоп”, представленные в эскизах, – давно классика; студентов привлекли “Балаганчик” Александра Блока и “Список благодеяний” Юрия Олеши. Лаборатория позволила театру присмотреться к начинающим режиссерам, а зрителям, по словам ректора ГИТИСа Григория Заславского, – поверить жизнеспособность столь раритетных текстов.

Так что будет хорошо, если идея лаборатории окажется поддержана и на следующем фестивале. Кстати, уже известно, что “МаскерадЪ” 2021 года посвящается другому Мастеру – Михаилу Булгакову.

Евгений АВРАМЕНКО