Актёр Марк Щербаков утверждает, что по жизни был и остаётся хулиганом. Это, кстати, заметно и по тем ролям, что он играет на сцене Ульяновского театра драмы. Один разбойник Емелька Пугачёв в «Капитанской дочке» чего стоит.  Да и актёр Несчастливцев из пьесы Александра Островского «Лес» - тоже порядочный разгильдяй. И, тем не менее, зрителю он люб!  За что? Вот в этом-то мы и попытались разобраться…

От пятёрки до единицы

С. Юрьев: Марк, насколько ваша личность соотносится с теми образами, которые вы создаёте на сцене?

М. Щербаков: Природа нашей профессии требует полного погружения в материал, даже в том случае, когда персонаж находится в полном диссонансе с личностью актёра. Хотя бывает и так, что попадает и в унисон… Конечно, с такой-то рожей, как у меня, играть какого-то романтически настроенного влюблённого юношу мне было бы сложнее…

- То есть, вы, скорее, всё-таки Емелька Пугачёв, чем Петенька Гринёв из той же «Капитанской дочки»?

- Конечно. Но моя работа заключается в том, чтобы найти в себе отзвуки того материала, который мне доверяет режиссёр, трансформировать его, наполнить содержанием и постараться вызвать отклик у зрителя. Олег Михайлович Липовецкий, режиссёр спектакля «Капитанская дочка», не раз говорил, что эмоция должна рождаться в зрительном зале. И если я создал то, что находит отклик, я возьму свой дневник и поставлю себе хорошую оценку от пятёрки до единицы.

- А единица – тоже хорошая оценка?

- Да! Такая оценка подразумевает какую-то работу над ошибками. Так что, все мои сценические персонажи – это я, в большей или меньшей степени.  Как правило, я в жизни не слишком отличаюсь от того, что на сцене видит зритель. Это я - от двадцати до ста процентов.

- Даже до ста?!

- Бывают абсолютные совпадения, которые иногда длятся считанные секунды. Но я считаю, что моя работа на сцене должна быть убедительна независимо от характера персонажа – от брутального мужика до мягкого и стеснительного человека.

- А вы можете назвать роль, где персонаж соответствовал личности актёра Марка Щербакова в наименьшей степени?

- В 2017 году был у нас спектакль «Вторая смерть Жанны д`Арк», где мне доверили роль палача, который готовит Жанну к казни. В нём было всё, что я в людях абсолютно не приемлю. Мерзость в десятой степени, абсолютное ничтожество.  И его и человеком-то язык не поворачивается назвать. И надо было сделать его максимально живым. Это было непросто. Но режиссёр спектакля, ныне покойный Станислав Фёдорович Железкин, великолепный мужик и прекрасный мастер, сказал, что это надо сделать хорошо и он мне доверяет. Так что, иного выхода не было. Пришлось делать хорошо.

Незаменимые люди есть…

- В день открытия театрального сезона, была ещё и открыта памятная доска на доме, где жила Кларина Ивановна Шадько. Считаете ли вы себя её учеником?

- Я – один из многих её учеников. На первом курсе у нас было четыре базовых педагога – Юрий Семёнович Копылов, Валерий Сергеевич Шейман, Зоя Михайловна Самсонова и Кларина Ивановна Шадько. Именно она ставила нам сценическую речь. Она была необычайно великодушна и снисходительна. Она не «рубила с плеча», она очень мягко и убедительно указывала на неточности и ошибки. Для меня она сделала колоссально много.

- Театр для вас – судьба, но кем бы вы могли стать, если бы она сложилась иначе?

- Думаю, мог бы стать хорошим специалистом по компьютерам. Я это дело люблю, я в этом неплохо разбираюсь, а какие-то сложные проблемы меня увлекают. Это мой досуг, моё хобби.

- А как вы думаете, актёр – мужская профессия?

- Я не раз слышал мнение, что это профессия абсолютно не мужская, и в неё идут те, кто склонен к самолюбованию. Но представьте себе, если этот вопрос задали бы, например, Марлону Брандо или Владимиру Высоцкому.  На самом деле, всё просто: актёр – это мужская профессия, а актриса – женская. В обоих случаях, это очень тяжёлая, очень непростая работа. Иногда она бывает просто невыносима, требует терпения, выдержки и серьёзных физических усилий.

- Есть ли у вас поклонницы? Поджидают ли они вас после спектаклей?

- Да! Берут автографы, говорят слова благодарности, иногда дарят цветы, пытаются как-то выразить чувства. Я думаю, что женщине всегда нужно дать возможность высказаться, отнестись к ней со вниманием и уважением.

- Это, скорее, радует или напрягает?

- Я бы слукавил, если бы сказал, что это напрягает. Конечно, радует.

- У вас был великолепный актёрский дуэт с Андреем Бориславским, который ушёл из жизни примерно год назад. Спектакли «Эмигранты» и «Ревизор», где вы играли в паре, вообще трудно представить без него…

- Валентиныч! Люблю его очень. С ним была связана огромная часть моей жизни. Быть знакомым с этим человеком, вместе работать – это большое счастье. Он был абсолютно свободным, добрым, умным и снисходительным человеком, прекрасным в своей прямоте. Мне его очень не хватает. Всегда вспоминаю его с любовью и теплотой.

- Спектакль «Эмигранты» ушёл вместе с ним. Как бы вы отнеслись к попытке его восстановить?

- Говорят, что незаменимых людей нет, но Андрей был незаменим. И если Максим Копылов решит восстановить «Эмигрантов», то это будет уже совсем другой спектакль. С Андреем мы были настолько сыграны, что повторить это с кем-либо другим просто немыслимо. Но мне хотелось бы, чтобы память об Андрее пожила как можно дольше, и, может быть, уже ради этого стоило бы попробовать. Но, повторяю, это должно быть решение режиссёра. Да и, скорее всего, это просто фантазии…

Простых ролей не бывает

- О самой сложной роли с точки зрения соответствия актёра Марка Щербакова персонажу мы говорили, а есть ли роль, где этот самый актёр чувствует себя наиболее комфортно?

- Не было таких ролей.

- Ни одной?

- Ни одной! Я всегда очень тяжело вхожу в материал. Для меня образ должен рождаться через страдания, переживания, какие-то внутренние «зацепки». Даже если это лишь эпизод. Никогда это не бывает легко, это всегда внутренний перелом, это всегда обретение какого-то подобия правды.

- Почему подобия?

- Говорить об обретении правды в чистом виде было бы с моей стороны слишком самонадеянно.

- Если всё настолько трудно, то не возникает ли желания уйти-таки в компьютерщики?

- Нет! Не возникает. Помню, недавно мы отыграли «Лес». Финал. Несчастливцев выходит на авансцену и говорит: «Аркашка, нас гонят». Я оборачиваюсь и вижу бабушку в первом ряду. А она тихо говорит, глядя мне в глаза: «Молодцы, ребята…». Она не пыталась привлечь к себе внимания, у неё это просто вырвалось. Ради этого я и живу. На такое нельзя не отозваться. Как говорил беллетрист Тригорин, персонаж чеховской «Чайки», «когда хвалят, приятно, а когда бранят, то потом два дня чувствуешь себя не в духе».

- А бывало, что актёра Щербакова за что-то бранили? Кто-то, кроме режиссёров...

- Конечно. Когда начинается твой успех, это иногда означает начало неуспеха другого. И наоборот. Если ты что-то делаешь, всегда найдётся человек, который считает, что может сделать это лучше. Причём, он имеет на это полное право.  У всякого Моцарта должен быть свой Сальери. Слава Богу, я не Моцарт. И нет людей, которых любят все. Я даже считаю, что ощущение всеобщей любви – это повод задуматься и напрячься. Жизнь не может состоять только из «белого» и «чёрного», а уж только из «белого» - тем более. В реальности – масса полутонов. Конечно, ругают. Но всякий человек имеет право на собственное мнение. А если режиссёр ругает, то только по делу. Ему нужен определённый результат, и актёр – инструмент в его руках.

- И режиссёры всегда добиваются своего?

- У них профессия такая. Если им это не удаётся, то либо они – плохие режиссёры, либо мы – плохие актёры. Мне лично с режиссёрами всегда везло. Очень надеюсь, что и им везло со мной.

- Ну, хорошо… Театр – это театр, а как складываются отношения с кинематографом?

- Это два совершенно разных вида искусства. В кино, кстати, моя внешность – мне на пользу. Правда, предлагают играть не очень приятных персонажей – менты, бандиты и прочие «морские дьяволы». Правда, пару лет назад был эпизод в фильме «Игрушка», где я играл врача, косметического хирурга. Посидел в костюмчике в кадре, поговорил с красивой девушкой Машей Машковой. Было весело. Опыт работы в кино, конечно, был, но театр я люблю всё-таки больше.   Хотя и хорошее кино я тоже люблю. Как зритель.

- А много ли сейчас хорошего кино?

- Из того, что выпускается – нет, не много. Сейчас с хорошими фильмами - беда. Все мои любимые фильмы были сняты в прошлом веке.

- Мне лично кажется, что, если театр как-то «держит планку», то кинематограф деградирует…

- Это тезис очень спорный. Лично для меня в кино была далеко не самая интересная работа. Но фильмы тоже бывают очень разные: есть блокбастеры, есть арт-хаус, есть независимое авторское кино… Сказать, что оно деградирует. – проще всего, но, если люди этим занимаются, значит, это кому-нибудь нужно. Каждому своё.