От Шекспира до Лескова. Две леди Макбет актрисы Оксаны Романовой

"Аргументы и Факты. Ульяновск"

01 Мая 2025

/upload/iblock/798/7986b7a43460efbdd0addfc49f9755c0.jpeg

19 апреля состоялся бенефис одной из любимых публикой актрис ульяновского театра драмы – Оксаны Романовой. Спектакль «Катерина Измайлова» был поставлен белорусским режиссёром Марией Матох по мотивам повести Николая Лескова «Леди Макбет Мценского уезда».

Казалось бы, главная героиня едва ли может рассчитывать на зрительское сочувствие – настолько велики и непростительны её злодеяния. Тем не менее сама Оксана настаивает на том, что это был сознательный выбор, который помог ей многое прочувствовать, многое понять, хотя о торжественности момента пришлось забыть на полтора часа, пока длился спектакль…

"Так жила моя бабушка..."

Сергей Юрьев, ul.aif.ru: Оксана, откройте тайну! Катерина Измайлова, ваша героиня – персонаж, достойный всяческого осуждения, человек, подчинивший себя страстям и готовый на любые, даже самые кровавые преступления ради того, чтобы ничто не мешало их удовлетворению… Роль, конечно, глубокая, психологическая, но едва ли её можно назвать бенефисной… Что заставило вас остановить на ней свой выбор?

Оксана Романова: Это был не только мой выбор, хотя мне очень близко творчество Николая Лескова, его стиль, его слог… Как и его современников, например Мельникова-Печёрского, который много писал о Нижегородской губернии, откуда происходят мои корни… Так что это – на уровне генетической памяти: быт, нравы, патриархальные обычаи русской глубинки позапрошлого века. Женщина тогда не то чтобы была совсем бесправна, но находилась в подчинённом положении. Так жила моя бабушка. Она иногда не смела деду даже лишний вопрос задать… Но женская сущность, присущая ей тяга к большей свободе и тогда никуда не девалась. Чем сильнее на неё давить, загонять в какие-то рамки, тем настойчивей она прорывается наружу. Не то что мне хотелось примерить на себя роль убийцы, но возникло чисто актёрское желание понять и прочувствовать, что толкнуло Катю Измайлову на этот кровавый путь, который в итоге привёл её к самому непростительному греху – самоубийству. Но, пытаясь разобраться в этой ситуации, я всё-таки постоянно чувствовала, что милость Бога – выше любого человеческого понимания. Милосердие выше страсти, даже самой неудержимой. Это долгий и сложный духовный путь, который мне захотелось пройти. И я благодарна судьбе за то, что так сложились обстоятельства: режиссёр Мария Михайловна Матох решила поставить именно ту пьесу, в которой я давно мечтала сыграть главную роль. Так звёзды сложились… Что касается бенефисности роли, то я думаю, что тут годится не только комедия, как это принято считать.

– Но герои и героини бывают положительные и отрицательные, а бывают и «не пойми какие», которым трудно дать определение…

– Несмотря ни на что, Катя Измайлова достойна какого-то сострадания.

Любовь и кровь

– Не так давно вам случилось на этих же подмостках играть роль леди Макбет в версии Вильяма Шекспира. Уж там-то героиню трудно заподозрить в какой-либо страсти, кроме жажды власти и готовности пойти ради неё на любые преступления…

– Не думаю, что и там всё настолько однозначно. Когда входишь в роль, стараешься понять своего героя, размышлять о нём, читать труды критиков и литературоведов. В том, что Макбет и его леди любят друг друга, я не сомневаюсь. Иначе они не пришли бы вместе к тому, до чего их довёл рок… Для этого нужно быть очень близкими людьми. Это, конечно, страшная история, которой эта парочка вполне могла бы и избежать. Власти и славы у них и так было немало, но им хотелось большего. Там вообще всё замешано ещё и на мистике – среди персонажей есть ведьмы, которые пророчествуют, подначивают, провоцируют. И там важно было понять, от чего же леди Макбет сходит с ума, что приводит её к самоубийству… И я пришла к пониманию: Макбет не только лишается сна после убийства Дункана и его придворных. Он ещё перестаёт любить её, и вот этого она уже пережить не может. Жить больше незачем.

– То есть «мальчики кровавые в глазах» тут ни при чём?

– В любом случае актёр – адвокат своего героя, насколько бы ни были тяжкими его преступления. И я пришла к тому, что гибельным для неё стало то, что вся предыдущая жизнь разрушена и после всей этой череды убийств счастья быть уже не может.

– Не страшно ли входить в такие роли? А вдруг не выйдешь…

-В этом суть «актёрства» - чем больше «голгофы» на сцене, тем острее ощущения артиста, тем глубже переживаемые им эмоции. Что-что, а «страдануть»-то мы любим. На самом деле, зачастую это те ощущения, которые в реальной жизни, как правило, испытывать не удаётся. Во время бенефисного спектакля у меня в какие-то моменты вообще исчезало ощущение праздника. Но это своего рода актёрское счастье: жить на сцене жизнью другого человека. Английский режиссёр Питер Брук говорил, что сцена – это единственное место, где человек может быть по-настоящему свободным, возвышаться над ролью, владеть ситуацией. Мы же не пытаемся что-то там изобразить, мы искренне верим в предлагаемые обстоятельства, мы этим живём.

Театр - это не о философии

– Но от бенефиса-то хотя бы ощущение праздника осталось?

– В моих ощущениях это не совсем праздник. Когда погружён в творческую работу, тихо в ней «ковыряешься», а потом выносишь результат на публику, то всегда слишком волнительно, каков будет отклик – то ли оценят, то ли не очень. На самом деле, это очень напряжённый момент, независимо от того, комедию ты представляешь или трагедию… Чувствуя на себе оценивающие взгляды, трудно отделаться от лишнего волнения. Иногда дышать трудно – настолько страшно выходить на сцену. Третий звонок прозвенел, а руки трясутся. И кажется, ни слова не помнишь из роли и умрёшь прямо сейчас – в самом начале спектакля.

– Но потом же был капустник, который, вероятно, как-то возместил все эти волнения?

– Конечно! У нас в коллективе – прекрасные люди, и такой подарок, как капустник, они сделали исключительно по доброй воле. Я сама неоднократно принимала участие в капустниках и знаю, сколько сил и времени это отнимает. Мне даже немножко неудобно от того, что столько людей сделали это ради меня. Я всем благодарна и за их труд, и за ощущение того, что все мы – одна большая творческая семья.

– А чем был обусловлен минимализм сценографии? Всё заменил деревянный помост, который был и деревней, и столом, и лесом, и полем, и дорогой…

– Это была просьба моя, Николая Авдеева, исполнявшего роль Сергея, соучастника всех преступлений, и нашего режиссёра Марии Матох. Нужно было пространство, которое выполняло бы любые функции, служило бы любым предметом, годилось бы для любой ситуации.

– А не бывает ли опасения, что зритель может перенести отношение к персонажу на личность актёра…

– В своё время Борис Владимирович Александров, художественный руководитель курса, где я училась, говорил: «Вы можете себя попробовать в любых ситуациях и всегда оправдаться тем, что «это не я, это мой персонаж». Но на самом деле, я думаю, в каждом из нас есть всё – и хорошее, и плохое.

 – Если какая-то желанная роль достаётся кому-то другому, это становится предметом зависти?

– Конечно, становится. Но эту зависть надо как-то стараться выжать из себя, как воду из половой тряпки. Артисты – люди подневольные, и это редкая удача, когда удаётся выбирать себе роль. Но, даже не выходя за рамки режиссёрского замысла, можно найти простор для свободы воплощения своего видения героя – сделать так, как кроме него не сделает никто. Катерин Измайловых было много – прекрасных, разных, в театре, в фильмах, но меня не было! Как кто-то из великих однажды сказал: в искусстве уже было всё, кроме вас…

– В искусстве, конечно, было практически всё. Так что же заставляет людей заниматься творчеством, если всё уже было?

– Не скажу об искусстве вообще, но театр уже точно не открывает каких-то совершенно новых истин. Всё уже написано, всё уже показано. Театр призван, скорее, ставить вопросы, чем давать на них ответы. А задача артиста – задавать вопросы, в первую очередь себе, а уже во вторую – публике. От того, что все ответы есть, вопросов, которые волнуют людей, меньше не становится. И всё же театр – это, скорее, о любви, о чувствах, чем о философии и поисках истины. А нередко именно через чувства приходит понимание того, как устроен этот мир, эта жизнь. Но там, где нет любви – это запредельная территория, куда человеку лучше не заглядывать. Без любви нет ни Кати Измайловой, ни шекспировской леди Макбет. Если речь идёт лишь о власти и деньгах – это неинтересно, это слишком примитивно. Без любви в любой жизни меркнут краски, теряется смысл.